2e736136     

Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович - Приемыш



Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк
Приемыш
(Из рассказов старого охотника)
I
Дождливый летний день. Я люблю в такую погоду бродить по лесу, особенно
когда впереди есть теплый уголок, где можно обсушиться и обогреться. Да к
тому же летний дождь - теплый. В городе в такую погоду - грязь, а в лесу
земля жадно впитывает влагу, и вы идете по чуть отсыревшему ковру из
прошлогоднего палого листа и осыпавшихся игл сосны и ели. Деревья покрыты
дождевыми каплями, которые сыплются на вас при каждом движении. А когда
выглянет солнце после такого дождя, лес так ярко зеленеет и весь горит
алмазными искрами. Что-то праздничное и радостное кругом вас, и вы
чувствуете себя на этом празднике желанным, дорогим гостем.
Именно в такой дождливый день я подходил к Светлому озеру, к знакомому
сторожу на рыбачьей сайме* Тарасу. Дождь уже редел. На одной стороне неба
показались просветы, еще немножко - и покажется горячее летнее солнце.
Лесная тропинка сделала крутой поворот, и я вышел на отлогий мыс,
вдававшийся широким языком в озеро. Собственно, здесь было не самое озеро, а
широкий проток между двумя озерами, и сайма приткнулась в излучине на низком
берегу, где в заливчике ютились рыбачьи лодки. Проток между озерами
образовался благодаря большому лесистому острову, разлегшемуся зеленой
шапкой напротив саймы.
______________
* Саймой на Урале называют рыбацкие стоянки. (Примеч. автора.).
Мое появление на мысу вызвало сторожевой оклик собаки Тараса, - на
незнакомых людей она всегда лаяла особенным образом, отрывисто и резко,
точно сердито спрашивала: "Кто идет?" Я люблю таких простых собачонок за их
необыкновенный ум и верную службу...
Рыбачья избушка издали казалась повернутой вверх дном большой лодкой, -
это горбилась старая деревянная крыша, проросшая веселой зеленой травой.
Кругом избушки поднималась густая поросль из иван-чая, шалфея и "медвежьих
дудок", так что у подходившего к избушке человека виднелась одна голова.
Такая густая трава росла только по берегам озера, потому что здесь
достаточно было влаги и почва была жирная.
Когда я подходил уже совсем к избушке, из травы кубарем вылетела на
меня пестрая собачонка и залилась отчаянным лаем.
- Соболько, перестань... Не узнал?
Соболько остановился в раздумье, но, видимо, еще не верил в старое
знакомство. Он осторожно подошел, обнюхал мои охотничьи сапоги и только
после этой церемонии виновато завилял хвостом. Дескать, виноват, ошибся, - а
все-таки я должен стеречь избушку.
Избушка оказалась пустой. Хозяина не было, то есть он, вероятно,
отправился на озеро осматривать какую-нибудь рыболовную снасть. Кругом
избушки все говорило о присутствии живого человека: слабо курившийся огонек,
охапка только что нарубленных дров, сушившаяся на кольях сеть, топор,
воткнутый в обрубок дерева. В приотворенную дверь саймы виднелось все
хозяйство Тараса: ружье на стене, несколько горшков на припечке, сундучок
под лавкой, развешанные снасти. Избушка была довольно просторная, потому что
зимой во время рыбного лова в ней помещалась целая артель рабочих. Летом
старик жил один. Несмотря ни на какую погоду, он каждый день жарко на
тапливал русскую печь и спал на полатях. Эта любовь к теплу объяснялась
почтенным возрастом Тараса: ему было около девяноста лет. Я говорю "около",
потому что сам Тарас забыл, когда он родился. "Еще до француза", как
объяснял он, то есть до нашествия французов в Россию в 1812 году.
Сняв намокшую куртку и развесив охотничьи доспехи по стенке, я принялся




Содержание раздела