Маркелова Н - Начало
Н.Маркелова
НАЧАЛО
( из цикла Воспоминания, которых нет)
Вечер клонился на реку Тверцу курчавой звёздной головой, делая её воды,
лежащие среди густых лугов и дремучих лесов, тёмными, как глаза заезжей
цыганки. По реке, точно сытая корова по тучному полю, шла ладья...
- Эка спросил, - старый Никадим погладил жиденькую седою бородку и
насупился. На самом деле он делал вид, что сердится, характер у него был
добрый, и Афоня не раз слышал, как дед говорил кормчему Миките, что из него,
Афоньки, выйдет знатный гребец. Микита всегда спорил, утверждая, что на ладье
сила и сноровка нужна, а этот, малец, на ладан дышит, но Никадим стоял на
своём - эка складно палубу моет, хоть и малый, а я его уже за вёслами видал -
и вот и теперь мальчишка видел, как зажглись глаза старика, любил тот такие
разговоры:
- Что за морем? Да кто ж знает? Поговаривают старики, что люди с пёсьими
головами.
- Врут твои старики...
Старик и мальчишка вздрогнули и повернулись к стоящей на палубе клетке.
Это был их груз, в город везли они ведьму. Эка невидаль, такие, почитай, в
каждой деревне были, только эта, а вернее её бабка, чем-то сильно насолила
народу, что ополчились на нее, да так, что на куски разорвали, а везли на
казнь теперь её внучку.
Афонька скосил на неё глаза. Девчонка в рваном, когда-то дорогом сарафане,
с аккуратно сделанной вышивкой. "Должно быть, сама вышивала", - подумалось
ему. Ведьма была грязная, с всклокоченными волосами, кровоподтёками на лице и
синяками на ногах. Передних зубов не было, то ли природа лишила, готовясь
заменить новыми, более крепкими, то ли нечищеный сапог мужика прошелся, так
что губа расплылась и застыла кровавым месивом.
- Что ты сказала, нехристь негодная? - Никадим тяжело вздохнул.
Ведьма сжалась вся в комок, но повторила:
- Лгут, а за морем люди живут такие же, как и мы, а за тамошней землёй ещё
море, и ещё.
- А ты почём знаешь? - обратился весь в слух мальчишка, но старый мореход
огрел его шершавой ладонью по затылку:
- А ну кыш отседа! Нечего ведьмины речи слушать.
Но разве можно удержать любопытство мальчишки - так же, как нельзя
удержать приход ночи.
- Спишь, что ли?
Сено в клетке зашуршало, среди спящей темноты этот звук раздался как гром,
так показалось Афоньке. Ладья была причалена, все спали, кроме сторожевых, что
сидели на берегу у маленького костерка и наверняка травили друг другу
небылицы.
- Ты слышь, откуда про то, что за морем знаешь?
- Бабка сказывала, она мне много о чём сказывала, - и тут Афоня услышал
то, что меньше всего ожидал, всхлип горестный и печальный. А ведь не плакала
она ещё ни от побоев, ни от боли стягивающихся ран, ни от жары, заставляющей
эти раны гноиться.
- Тише, - только и смог сказать он, и к самому горлу подошли комком слёзы.
- А хочешь, я тебе судьбу предскажу, - неожиданно предложила ведьмовка, -
говорят последнее предсказание самое верное, - она опять всхлипнула, на этот
раз от страха.
- Глупость, с чего ты взяла, что последнее?
- А ты думаешь, меня пряниками с мёдом накормят?
Афоня промолчал.
- Ты славен будешь.
- С чего взяла?
- Вижу. А ещё всю жизнь искать будешь.
- Чего?
- Последнего моря.
- И это всё?
- Большего не знаю. Ты только...
- Что?
- Меня помни, ладно? Говорят, покуда человека помнят, он жив.
- Дура ты, - Афонька достал ключ. Он давно ещё днём решился на это, только
и самому себе признаться было страшно, не только что ей сказать.
- А узнают? - в голосе девчонке слышалась нескрываемая радость.
- Все спят, а увидя